Люмпен-обслуга имитирует бурный литературный процесс

Если в России на обложке книги или в рецензии написано, что эта книга стала лауреатом какой-либо премии, можно без колебаний выбрасывать её в мусорный ящик.
В мире литературные премии - это знак качества, у нас - отрицательный отбор.

Современную российскую литературу можно разделить на два базовых потока.

Первый - «литературные фантазии». Авторы пишут тексты, высасывая, по сути, сюжеты своих книг из пальца, беря с потолка, выдумывая. Их книги - плод воображения, личной тоски, скромного бытия, одинокого шляния по улицам, пляжам и кофейням.

Второй поток - «литературные гопники». Эти авторы берут сюжеты из собственного яркого личного опыта. Это нечто вроде: ударил человека по лицу и делал это регулярно, «развёл» женщину на деньги или охмурил секретаршу, украл вилку и блеванул в Лондоне, смело и лениво грозил врагам.

Вот два основных потока в «современной российской литературе», которая известна по СМИ, скандалам и премиям.
И вот этот могучий состав с грохотом идёт по своим рельсам, в вечно бабском мире так называемой интеллигенции и культурной прослойки. И фантазёры, и гопники - герои бабского мира, ограничение двух крайностей, удел инфантильных душ. Это и есть лицо нашей «литературной среды», их премий и критики.
А в остальном мире всё идёт по Станкевичу и по Белинскому. Как раз те иностранные тексты, которые берут премии, вызывают интерес; они могут быть сколько угодно метафоричны, а герои помещены в выдуманные рамки, но в основе текстов лежат именно те истории, судьбы, характеры, которые художественно отражают действительность, а не бред нежных рыб. Тексты признанных планетой авторов понятны почти каждому человеку - от бангладешского рыбака до американского миллионера.

Вот книга Эмилио Розеро «The Armies» - история о жизни в Колумбии, раздираемой гражданской войной. Книга посвящена жизни бывшего школьного учителя, который решил остаться в родной деревне в горах, хотя его жена пропала без вести, как и многие колумбийцы. Его соседи оставляют свои дома и перебираются в более спокойные места, он же остается и вспоминает свою жизнь и свою любовь, размышляет о насилии, охватившем страну. Роман «не только оплакивает трагедию колумбийцев, но и празднует хрупкое достоинство каждодневной жизни, говорит об ужасах войны с точностью и человечностью, которые и вызывают уважение и признательность читателей».

Это не чудные фантазии о прошлом или непонятном никому, кроме самого автора, искривленном настоящем. Это не крики гопников: «Я - суперкрутышка!» Поэтому повести колумбийцев, индусов, японцев, арабов, чилийцев, южноафриканцев и исландцев и являются частью мировой литературы, поэтому они и получают международные премии, становятся известны и читаемы.

Место фантазёра там - опиумный бордель на задворках Азии, а место гопника - тёмная подворотня. И можно сколько угодно напыщенно отправлять в Лондоны и Франкфурты десанты не из 50, а из 100, 500, 1000 российских «писателей». Толку не будет никакого. Вообще, «50 писателей» - это «мем», уже в литературном мире.

Ответ на вопрос, почему у нас литературным балом правят гопники и фантазёры, лежит в социальной плоскости, в сложившейся в стране системе координат. То есть российская литература востребована и произведена фантомным «средним классом», который является ни чем иным, как тонкой люмпен-обслугой ещё более тонкой правящей прослойки. И нынешние писатели такие же, как бы не ставили они себя в «оппозицию существующему строю вещей» и не выставляли в качестве некоей фронды свой либерлизм и «широту взглядов». Эта лёгкая фронда - лишь признак того, что они часть замкнутой системы, где узкий круг лиц пишет о себе и для себя.

Вот цитата из Розанова: «Как ведь перепутались, червяки; и не разберешь, где кто начинается и в котором месте оканчивается. Михайловский рекомендует Бокля; Нотович его популяризирует и издает в девяти изданиях; в то же время он оригинально сочиняет «красоту» и «любовь»; у него сотрудничает «критик 60-х годов», Скабичевский, милый сердцу Михайловского; того же Бокля Павленков издает, а Соловьев пишет к нему «предисловие». Все, очевидно, «сочувственно относятся друг к другу».

Сто с лишним миллионов человеческих душ с их жизнью в России им не интересны. Нужны только личные фантазии и личное самомнение. Их жизнь и жизнь народа и страны - это непересекающиеся миры. А десять с гаком миллионов обслуги и лакеев сырьевых магнатов - это и есть аудитория современной «российской литературы». Отсюда и такие темы, и такие герои, и такие результаты. А это тупик. Хоть и отгламуренный премиями, титулами и подхалимами.

Читать на русском языке из нынешнего нечего. Из высокой литературы люди вынуждено читают русскую и советскую классику и переводы современных зарубежных авторов. А «50 писателей» - это диагноз современной российской литературы. И приговор социальной «вертикали».
По Сеньке и шапка.