Актер Анатолий Равикович. Последнее интервью

Вчера в Северной столице скончался Анатолий Равикович, известность которому принесла роль Хоботова в фильме «Покровские ворота». В последнее время Анатолий Юрьевич тяжело болел, у него было несколько инфарктов. Так совпало, что одно из последних интервью в своей жизни Анатолий Равикович дал «Театралу». В память о человеке, которого называли «совестью театрального Петербурга», приводим фрагменты из этой беседы. - Говорят, в юности вы не предполагали быть артистом и не проявляли никаких особых склонностей.

- Внутренне, я был очень далек от этой специальности, но я все же ходил в драматический кружок. Там меня интересовали девочки. Школы у нас были раздельные, поэтому только в кружке я мог с ними беспрепятственно общаться. Девочки мне страшно нравились, я влюблялся во всех сразу. Ну и кроме того, в кружке была замечательная творческая атмосфера - я ходил туда как сейчас ходят в клуб, на футбол.

- Атмосфера затянула и стала судьбой...

- Все прозаичнее. Когда я закончил в школу, то понял, что с моими отметками трудно будет попасть в какой-либо серьезный вуз. Плюс еще национальность осложняла мою жизнь.

- Национальность - еврей. Дорога в престижные вузы закрыта.

- Закрыт Ленинградский университет, медицинские институты, Горный институт. Оставался Герценовский и, по-моему, холодильный институт. А в театральный была квота. Друзья сказали: "Чего мучаешься, иди - туда принимают". Мои родители очень хотели, чтобы я имел высшее образование. Сами пробивались из маленького городка: мама так и не получила высшего образования, отец окончил Рабфак. После того, как я сказал, где собираюсь учиться, отец встал на дыбы. «Не мужская это профессия». Рассказал, что когда артисты приезжали в город Глухов, откуда он был родом, бабы снимали все белье с веревок. Вечно голодные вороватые артисты могли и белье стянуть. Папа был уверен - артисты хуже цыган. Он предложил компромиссный вариант – поступить в институт киноинженеров.

- А вы его обманули.

- Ну да. Я подал документы в этот институт и больше туда не заходил. В театральный-то можно было отдать копии. Абитуриентам шли навстречу, чтобы люди не теряли год в случае провала. Впрочем, отец скоро узнал о моем мошенничестве. Через полтора месяца домой пришла бумажка из института киноинженеров, где было написано: «В связи с тем, что вы не прошли медкомиссию - до экзаменов не допускаетесь».

- Поступление в театральный тоже без приключений не обошлось?

- Приключения начались как только я туда пришел. На пороге встретил двух молодых людей, которые сказались выпускниками режиссерского факультета. Им было совершенно нечего делать в ожидании распределения и они валяли дурака. Эти двое взяли надо мной «шефство», и ...сделали все, чтобы я... не поступил. Во-первых, они мне сообщили, что я тюзовский герой - хороший мальчик, который отлично учится и ведет комсомольскую работу. Образ диктовал быть повыше ростом. Мне пришлось попросить сделать мне из китовой кожи большие, неподъемные и негнущиеся платформы на ботинки. В этих ботинках я ходил как на лыжах. Кроме того, «старшие товарищи» придумали мне репертуар. Я читал отрывок из «Тараса Бульбы», стихи Маяковского и героическую басню Крылова «Волк на псарне». И еще они научили меня разным жестам и завываниям. Когда я читал свой репертуар комиссии, то она морщилась и отворачивалась. Я понял, что провалился и цепляясь за последнюю соломинку нагло сообщил: «А я не пел еще». Бодро начал песню «По долинам и по взгорьям». У меня было очень неважно со слухом, и я все время забирался на ноту выше, чем играла пианистка. Мы подстраивались друг под друга, но последние высокие ноты я уже не пел, а выл, чтобы хоть как-то вытянуть эту длинную песню. И что вы думаете? Меня – взяли! Хохлов Константин Павлович потом мне признался, что редко видел такого идиота. Но он разглядел во мне тогда что-то живое, может быть, обаятельное. Меня взяли условно, предупредив, что свою состоятельность я должен еще доказать.

- Вы никогда не думали изменить фамилию с еврейской на русскую? Так делали многие, жить становилось полегче.

- Мне никто не подсказал, а сам я не додумался. До 1956 года (тогда еще был доклад Хрущева о культе личности) я был правоверным советским человеком и комсомольцем. Мне и в голову не могло придти, что государство может проводить антисемитскую политику. Дома у нас об этом никогда не говорили, отец был коммунист, глубоко верующим в партию. Все мечты его разбились в прах позже. Но тогда он просто молчал.

- И все же, вы попали в знаменитый театр Ленсовета...

- С главным режиссером театра Ленсовета - Владимировым я познакомился в Крыму, на пляже. К тому времени я четвертый год после института работал в городе Сталинграде. Помню, на пляже мимо меня каждый день ходил большой человек все время окруженный людьми. Я сидел у самой кромки воды, рядом со мной лежала маска и ласты. Проходя, человек попросил: «Можно я воспользуюсь вашей маской?». А потом он посчитал неудобным не представиться, не познакомиться со мной. Разговорились. Спросил: «Вы артист?» - «Да» - «А что вы заканчивали?» - «Ленинградский театральный». - «Не знаете такого - Равиковича?» Говорю: - «Знаю». Он продолжил: «Понимаете в чем дело, я назначен главным режиссером Театра Ленсовета и собираю молодых ребят в труппу. Мне сказали, что где-то в Комсомольске на Амуре работает такой артист Равикович. Я позвонил и мне рассказали, что он уже год как переехал. Вы не знаете как его найти?» Говорю ему: «Это я». Мы договорились, что я приеду в Ленинград, я как раз собирался к родителям. Приехал, показался, он сообщил мне, что я принят. Это было в 1962 году, проработал я в Ленсовета до 1988 года - 26 лет.

- О Владимирове много противоречивого рассказывают...

- Владимиров был разный. Во-первых, конечно, талантливый и легкий. Заразительный, с огромным чувством юмора. А что касается человеческих качеств... С самого начала он вместе с Френдлих создал в театре замечательную атмосферу дома. По этому дому я до сих пор скучаю, ничего подобного у меня в жизни больше не было. Мы практически жили в театре. Нам хотелось там быть. Мы не могли расстаться после спектакля, обсуждали роли друг друга, давали дружеские советы, пили водку. Но Владимиров был человеком без строгих нравственных правил. А та власть, которая дается главным режиссерам – беспредельна. Я думаю, она его сломала. Некоторые как-то сопротивляются, а он не мог.

- В чем это проявлялось?

- В последние годы жизни он брал на работу немало молодых артисток, часто влюблялся. Давал роль, но потом все равно забывал о них. К нему приходили молодые режиссеры стажироваться, а он не позволял им ставить спектакли. Когда они просили позволения что-то поставить на стороне – отказывал. Он поощрял атмосферу доносительства и лести. Стал подозрительным. Власть нехорошо влияет на людей. Это всегда так было, поэтому мудрые люди в Америке не избирают своего президента больше чем на два срока. Каков бы ты ни был, хоть сам Иисус Христос, власть и лесть сделают из тебя чудовище, и противостоять практически невозможно. Владимиров набрал свой курс и решил сделать из него новый, другой театр. Все, кто с ним начинал, ему были больше не интересны, он отодвинул их в сторону, для них не было ролей. Станиславский говорил, что театр может жить семь лет, Владимиров с новым театром, который он пытался создать, хотел его опровергнуть, не получилось.

- И вы ушли в Театр Комедии.

- Помучившись какое-то время ушли практически все, кто с ним начинал. Мы с Мазуркевич, ушли в Театр Комедии. До этого ушел Боярский, ушла Алиса Френдлих.

- Френдлих тогда уже разошлась с Владимировым?

- Не развод стал для Алисы причиной ухода, она нужна была театру, она продолжала быть великой актрисой, она хотела работать, он не захотел с ней общаться после развода. «Ах, ты такая! Возьму Лену Соловей». Он считал, что он сделал Алису и собирался взять в театр Елену Соловей назло Алисе Бруновне.

- Театр Ленсовета был для вас своего рода домом. А Театр Комедии – что он для вас?

- Театр-дом может существовать недолгое время, к сожалению... А сейчас у меня театр-казарма. Я прихожу как военнослужащий, играю свои спектакли и иду домой. Я ни с кем не общаюсь, ни с кем на работе близко не дружу.

- Времена другие?

- Все зависит от главного режиссера. В театр приходят молодые ребята и они точно такие же какими были мы. Они полны надежд, полны любви к театру и профессии, важно как их театр примет, в какую они попадают атмосферу. Если они попадают в товарищескую атмосферу, где радуются успеху друг друга, то это же здорово! Такое бывает не долго, но запоминается на всю жизнь. Я был влюблен во Владимирова как девушка, очень доверял ему, мне хотелось принести что-то новое на каждую репетицию, порадовать его, порадоваться со всеми. Сейчас я говорю гимназическую ересь, но это действительно так было, а кончилось крахом.

- Зато Ленсовета свел вас с женой - Ириной Мазуркевич. С первого взгляда любовь? И вы ведь оба были не свободны?

- Насчет Ириного первого взгляда я не знаю, насчет своего, пожалуй, вы правы.

- Первый взгляд был уже не мальчика, лет сорок вам было?

- Сорок с половиной. А Ире было 19. Мы репетировали спектакль «Именем земли и солнца» молдавского драматурга Иона Друцэ. Там-то меня и угораздило. Я переживал, всячески ругал себя и пытался с собой бороться, мне не хотелось выглядеть смешным идиотом, я уже лысел тогда. Это сейчас очень много браков с большим разрывом в возрасте, но тогда в 77 году это казалось невозможным. Я прекрасно себе отдавал отчет в том, что я красавец, не Владимир Коренев. Я внешне из себя ничего не представлял и не представляю, могу только гадать, какое я произвел впечатление на Иру. Может быть это было обаяние профессии – я много играл в театре, публика меня любила. А может Ира относилась к тем девочкам, которые любят мужчин старше, умнее, опытнее. Но факт есть факт. Она за меня вышла.

- Она до сих пор считает вас опытнее и умнее?

- Если и считает, то хорошо скрывает. Иногда, правда, если ей очень не хочется советоваться, она поджимает губы, но все же спрашивает: «Ну вот это как?» Но вообще, что касается практической жизни, я поднимаю вверх обе руки перед ней. Она в практической жизни гораздо умнее меня, дальновиднее, она отлично соображает и во всем, что касается профессии. Ира - не просто талантливый человек, у нее мужской ум – анализирует, просчитывает. Она делает все разумно, у нее была хорошая школа в Горьковском училище. К роли приступает точно зная, с чего начинать, что надо придумывать, чему можно доверится. Совершенно зрелая актриса. Ну слава Богу, ей за 50, не девочка уже.

- Как поживает ваша дочка Лиза?

- Не так давно у нее родился мальчик - Матвей. Славный парень. Ира сходит с ума по нему от счастья.

- А старшая дочка?

- Мария тоже по-своему счастлива. Старший ее сын - Филипп уже закончил школу. Младшего еще надо поднимать, она одна растит, я помогаю, как могу. Мария хотела быть артисткой, но не сложилось. Закончила институт Культуры по специальности Режиссура народных театров. Ведет в школе предмет – эстетическое воспитание детей. Мария ставит с детьми спектакли, участвует и побеждает на всевозможных смотрах.

- Ген артистический живет...

- Да, но деньги в школе конечно небольшие.

- Самая известная ваша роль, любимая большинством зрителей – роль Хоботова. Какие личные черты вы ему подарили?

- Я очень хорошо чувствую людей, у которых еще не прошло детство. В этом смысле я чем-то похож на Хоботова. Я похож этой его непосредственностью, которая, может быть, выглядит смешной. Иногда смотрю новости – показывают поля страны, это голубое небо, колосящуюся пшеницу, и так хорошо становится, что слезы выступают на глазах. Потом пытаюсь увидеть, как это все выглядит со стороны. Сидит старый дурак, смотрит новости по телевизору и плачет. Но вот в этом как раз - Хоботов.

- Трудно таким ранимым быть, жизнь била?

- Много было всякого и предательства друзей тоже. Сама профессия актера – инфантильна. Это ведь редкая профессия, которая не подразумевает никакой ответственности. Вот даже сантехник отвечает за свою работу, а я никогда ни за что не отвечал. Ну плохо ты сыграл – и что? Катастрофы не будет. Актеры в принципе, за редким исключением, очень безответственные люди. Суеверные, часто невежественные. Все это про артистов очень хорошо написано у Чехова и у Островского.

- Безответственность – про вас такого не скажешь. Семья, две дочери, внуки.

- Ну я же не сказал – все, я сказал – за редким исключением. У меня никогда не было друзей-артистов, разве один – Александр Демьяненко.

- Он правда так много пил, как рассказывают?

- Это в молодости было дело, но потом гораздо меньше. Мы играли с ним в театре около 10 лет. Я ни разу не видел его под шафе, от него даже никогда не пахло алкоголем. В жизни он был человеком очень сдержанным, когда выпивал, становился обаятельным, открытым. Он может и пил иногда, но когда надо, умел брать себя в руки. Алкоголь не мешал ему в профессии.

- Вы продолжаете сниматься, востребованы. А как с качеством ролей?

- Хороших предложений нет. Два года назад снялся в 3-х фильмах, два из них были на Украине, сериал прошел в России, назывался «Братья-детективы», никто его не заметил - и слава Богу. Абсолютный бред сивой кобылы. Я там играю доктора «Ухо-горло-носа». А недавно снялся в картине «И не кончается любовь». История об артистах – ветеранах Дома Кино. Как они живут, как влюбляются. Собрали в фильме всех стариков, которые еще могут работать: Ясулович, Джигарханян, Лилита Озолиня. Трогательная история, пожилые персонажи – страна теней. Я играю балагура и весельчака, он не унывает и в старости, налаживает самогонный аппарат в этом доме ветеранов, весело живет. Когда-то в молодости он уезжал в Америку, там у него не сложилось, вернулся. Мой герой влюбляется в героиню Лилиты Озолини, у них роман. Роль неплохая, там было, что играть.

- Вы сыграли очень ярко гениального детектива Эркюля Пуаро, наверняка интересно было играть?

- Главное в нем - человеческий характер. Что такое Пуаро? Это упакованный в смешную внешность мощный мозг. Похожая же задача могла стоять перед артистом, который играл бы Альберта Эйнштейна. Этот человек ходил в тапочках на работу. Когда его, создателя теории относительности, спрашивали: «Зачем вы в тапочках, вы ведь всемирная знаменитость?» Он отвечал: «Перестаньте, меня все равно здесь никто не знает». Позже, когда его уже узнала вся Америка, его опять спросили, «Зачем, вы ходите в тапочках?» Он отвечал, «Перестаньте, какая разница, меня тут все знают» .

- Вы хотели бы сыграть Энштейна?

- Конечно. Но гениальный ум сыграть нельзя. Интересно сыграть его характер. Он играл на скрипочке, возможно, любил сладкое. И может быть, воровал печенье из вазочки, тайком от жены. И вдруг сцена, где он излагает свою теорию. Ведь он говорил бы о ней не так, как говорил Александр Невский о своем сражении в исполнении Николая Черкасова, и совсем не так, как глава партии «Единая Россия» Грызлов о выборах. Эйнштейн пишет на доске мелом формулы, перепачкал белым себе лицо – он увлечен. А его гениальность сыграют люди, которые Эйнштейна слушают.

- Убедительно... А сами поставить фильм не пробовали?

- Да поздно мне уже. В этом году будет 76. Вот книжку 5 лет назад написал, говорят, хорошая получилась. На супер-обложке написано название «Продолжения не будет». А ниже еще одно название «Не героический герой». Первое название мое, а второе инициатива редакции. Говорят, что читать меня не скучно.